Название: После дождя
Автор: Клубничный Шмель
Бета: her hell butler
Фэндом: RPS-футбол
Пейринг: Штефан Кисслинг/Рене Адлер
Дисклеймер: вру, наверное.
Рейтинг: G
Размер: мини
Саммари: дождливо у них там, в тренировочном лагере в Швейцарии. Байер там почти полным составом, но у участников ЧМ 2010 льготы особенные, вон, баварцы три недели отдыхают, например. Кисслинга не заметил на фотках с тренировок, что натолкнуло на соответствующие мысли. Ну, про обоснуй пейринга говорить можно много, один из немногих пейрингов, в который я верю. И пока единственный по бундестим.
А дождь - это наболевшее, серьёзно.
Поехали
По стеклу ползет усталая капелька дождя. Тысячи таких же каскадом опускаются с неба, не оставляя ни единого шанса выйти на улицу. Рене искренне презирает их за то, что они оставили его запертым в четырёх стенах с угнетающим одиночеством. Тренироваться под проливным дождём? Да пожалуйста! Он запросто мог тренироваться под таким ливнем, ведь направленные в створ ворот точными ударами мячи умело блокировали сознание Адлера, заставляя на несколько часов тренировок забыть о тяжёлых мыслях, грузом засевших в его голове. И к чёрту дождь, он совсем не мешал, может, наоборот ещё больше отвлекал от сумбурного потока воспоминаний, занимавшего все пространство вокруг вратаря, когда тот оказывался один на один не с летящим мячом, а небольшой комнатой отеля, через окно которой ливню, несмотря на все его старания, подобраться к переживаниям и смыть их свирепой волной просто-напросто не удавалось.
Рене не смотрит в окно, зная, что кроме луж, растекющихся на сером асфальте он ничего не увидит. И проблема не в том, что картина поблекшего горного пейзажа где-то вдалеке нагоняла тоску ещё больше. Всё дело в нём, асфальте, он был каким-то неправильным. Только в Леверкузене, он знал, был единственно правильный асфальт. Его можно увидеть практически из окна любого дома, а если очень приглядеться, станут видны бесчисленные шаги, следы от кед, ботинок, проложенные по тротуарам вдоль и поперек, из-за которых само покрытие уже стало едва различимо. От каменных стен вокруг дорог эхом отражались звуки, каждый раз, когда Рене это было необходимо, как наркотик, так близко, что они казались практически реальными. И до чего же потрясающе было слышать тот самый голос у своего уха, зная, что если обернуться, он никуда не исчезнет.
В Леверкузене порой такое же пасмурное небо, как и здесь, в Абтвиле, но оно отражало каждый мимолетно брошенный на него взгляд любимых глаз, которого тут не было и в помине. «А вдруг?»
Рене иногда пересматривает на КПК «Гладиатора» и засыпает на одном и том же моменте. А утром по привычке бормочет что-то спросонья, крепко обнимая его плечи, и лишь тяжело вздыхает, когда открывает глаза и видит перед собой подушку. Чувство опустошённости в груди сдавливает легкие при мысли о том, что этому сну, увы, не суждено стать реальностью. В комнате больше никого нет и быть не может. Если бы только хоть раз ему приснился вещий сон…
Задерживаться в постели нельзя – через пару часов все соберутся на тренировку. За время Чемпионата Мира Адлер слишком соскучился по тренировкам, но травма всё же давала о себе знать, так что к ней пришлось прибавить еще и измотанные нервы. Каждый матч – испытание. Каждый гол в ворота Мануэля наводил на долгие размышления о том, смог бы сам Рене спасти ворота, окажись он на его месте. Найти ответ было невозможно, и от этого становилось страшно. Поэтому на каждой тренировке он выкладывался не на сто, а на двести процентов.
Рене надевает наушники и жмёт на play. Сегодня – только громкие гитарные соло и ритмичные удары барабанов. «There’s nowhere to run, no one can save me, the damage is done», - за такой музыкой не спрячешься, она словно пронизывает насквозь, да, Адлер чувствует это каждой клеточкой своего тела, но он не в силах отбросить плеер в сторону, он только сильнее сжимает его пальцами. Некуда бежать, да и к чёрту это, взрослые же люди, бесполезно, все равно догонят и вернут обратно, как несносного ребёнка.
Эту песню его друг любил включать в своей машине так громко, что весь салон начинал вибрировать. За все годы между ними накопилось столько общих воспоминаний, что их хватило бы на целую книгу или даже две.
Жаль только, Рене вспоминает не то, что надо.
На следующий день после приезда он проснулся не от визжащей мелодии будильника, а от телефонного звонка, который Адлер тут же бросился снимать, пребывая в лёгком недоумении от сообщения, высвеченного на дисплее: «Кис».
Его умиляло, как Штефан жаловался каждый раз на плохой сигнал в ЮАР, вечерами разрывая скайп вратаря звонками. А после побед сборной Германии лучше было заранее делать громкость потише, радостные вопли половины состава бундестим раздавались на всю квартиру, да и сам Рене заливался смехом, не в силах сдержать эмоции. Когда Кисслингу, наконец, удавалось выпроводить разбушевавшихся парней за дверь, Адлер с замиранием сердца слушал тихие слова признаний, которых ему так решительно не хватало.
Изредка в номере ему мерещился горьковатый запах кофе, обычно это означало то, что предел уже близко и пора было как-то отвлечься от всего. Кофе и Кис и мятые простыни. Здесь было разве что последнее, но при большом желании простыни из списка необходимых вещей вообще можно было исключить. Да и кофе.
С Кисом можно было по пятидесятому разу прогнать «Властелина колец», каждый раз открывая в этой трилогии для себя что-то новое. Например, что у Штефана в пасмурную погоду волосы пахнут лавандой, на левой руке во впадинке между средним и указательным пальцем появилась новая родинка, а жене он сегодня сказал, что будет отмечать день рождения кого-то из одноклубников, поэтому вернётся нескоро. С рождением Тайлера видеться вне игр и тренировок стало еще сложнее, поэтому жадные поцелуи в коридорах БайАрены стали для них обыденностью, а малейший шанс втихую улизнуть от лишних глаз воспринимался как подарок судьбы. Постоянный риск, боязнь осуждения и прицелы фотокамер на самом деле внушали куда больший страх, чем семьи, как же, все чувства неправильные, педиков в футболе быть не может, что это за отношения, нет, это вообще нельзя назвать отношениями!
Сейчас он наверняка ещё отдыхает где-то со своей семьей, и, честно говоря, Рене не хочется знать, где. Важно только, что очень скоро их всех снова примет Леверкузен, и перед выходом на поле в очередном матче тёплые пальцы мягко взъерошат ему волосы, так привычно и успокаивающе, что Рене от переполняющей нежности сможет только довольно прикрыть глаза.
Под напряженный стук дождя Рене не будет ждать, пока телефон на тумбочке пронзительно запоет голосом Мари Фредрикксон. «А ты знаешь, что вдвоем интереснее наблюдать за падающим дождём?» - прошептал Штефан ему на ухо, усадив к себе на колени, и протянул ему чашку уже остывшего кофе.
Дослушав песню, Адлер выключает плеер и подхватывает мобильный, быстро находит в списке недавно набранных номеров своего парня (странно, но Рене все меньше и меньше боится называть Киса так) и долго слушает длинные гудки, пока наконец из трубки не раздается пробуждающий сознание голос:
- Я смотрю, вас там заливает дождями?
- Ничего не поделаешь, - глубоко вздохнув, Рене стучит пальцами по стеклу, пытаясь сбить застрявшую каплю.
- Здесь не лучше, - на момент Рене кажется, что помимо редкого шума телефонных помех он слышит едва различимый треск, так похожий на тот, из-за которого сорвалась сегодняшняя тренировка. – Но когда я могу наблюдать за ним с тобой, кажется, в этом появляется какой-то смысл.
Он не один. Кроме него в этой комнате есть, по крайней мере, смех Штефана, заглушивший ненужные воспоминания с той легкостью, с которой под ярким Леверкузенским солнцем исчезают лужи после дождя.
Фэндом: RPS-футбол
Пейринг: Штефан Кисслинг/Рене Адлер
Дисклеймер: вру, наверное.
Рейтинг: G
Размер: мини
Саммари: дождливо у них там, в тренировочном лагере в Швейцарии. Байер там почти полным составом, но у участников ЧМ 2010 льготы особенные, вон, баварцы три недели отдыхают, например. Кисслинга не заметил на фотках с тренировок, что натолкнуло на соответствующие мысли. Ну, про обоснуй пейринга говорить можно много, один из немногих пейрингов, в который я верю. И пока единственный по бундестим.
А дождь - это наболевшее, серьёзно.
Поехали
По стеклу ползет усталая капелька дождя. Тысячи таких же каскадом опускаются с неба, не оставляя ни единого шанса выйти на улицу. Рене искренне презирает их за то, что они оставили его запертым в четырёх стенах с угнетающим одиночеством. Тренироваться под проливным дождём? Да пожалуйста! Он запросто мог тренироваться под таким ливнем, ведь направленные в створ ворот точными ударами мячи умело блокировали сознание Адлера, заставляя на несколько часов тренировок забыть о тяжёлых мыслях, грузом засевших в его голове. И к чёрту дождь, он совсем не мешал, может, наоборот ещё больше отвлекал от сумбурного потока воспоминаний, занимавшего все пространство вокруг вратаря, когда тот оказывался один на один не с летящим мячом, а небольшой комнатой отеля, через окно которой ливню, несмотря на все его старания, подобраться к переживаниям и смыть их свирепой волной просто-напросто не удавалось.
Рене не смотрит в окно, зная, что кроме луж, растекющихся на сером асфальте он ничего не увидит. И проблема не в том, что картина поблекшего горного пейзажа где-то вдалеке нагоняла тоску ещё больше. Всё дело в нём, асфальте, он был каким-то неправильным. Только в Леверкузене, он знал, был единственно правильный асфальт. Его можно увидеть практически из окна любого дома, а если очень приглядеться, станут видны бесчисленные шаги, следы от кед, ботинок, проложенные по тротуарам вдоль и поперек, из-за которых само покрытие уже стало едва различимо. От каменных стен вокруг дорог эхом отражались звуки, каждый раз, когда Рене это было необходимо, как наркотик, так близко, что они казались практически реальными. И до чего же потрясающе было слышать тот самый голос у своего уха, зная, что если обернуться, он никуда не исчезнет.
В Леверкузене порой такое же пасмурное небо, как и здесь, в Абтвиле, но оно отражало каждый мимолетно брошенный на него взгляд любимых глаз, которого тут не было и в помине. «А вдруг?»
Рене иногда пересматривает на КПК «Гладиатора» и засыпает на одном и том же моменте. А утром по привычке бормочет что-то спросонья, крепко обнимая его плечи, и лишь тяжело вздыхает, когда открывает глаза и видит перед собой подушку. Чувство опустошённости в груди сдавливает легкие при мысли о том, что этому сну, увы, не суждено стать реальностью. В комнате больше никого нет и быть не может. Если бы только хоть раз ему приснился вещий сон…
Задерживаться в постели нельзя – через пару часов все соберутся на тренировку. За время Чемпионата Мира Адлер слишком соскучился по тренировкам, но травма всё же давала о себе знать, так что к ней пришлось прибавить еще и измотанные нервы. Каждый матч – испытание. Каждый гол в ворота Мануэля наводил на долгие размышления о том, смог бы сам Рене спасти ворота, окажись он на его месте. Найти ответ было невозможно, и от этого становилось страшно. Поэтому на каждой тренировке он выкладывался не на сто, а на двести процентов.
Рене надевает наушники и жмёт на play. Сегодня – только громкие гитарные соло и ритмичные удары барабанов. «There’s nowhere to run, no one can save me, the damage is done», - за такой музыкой не спрячешься, она словно пронизывает насквозь, да, Адлер чувствует это каждой клеточкой своего тела, но он не в силах отбросить плеер в сторону, он только сильнее сжимает его пальцами. Некуда бежать, да и к чёрту это, взрослые же люди, бесполезно, все равно догонят и вернут обратно, как несносного ребёнка.
Эту песню его друг любил включать в своей машине так громко, что весь салон начинал вибрировать. За все годы между ними накопилось столько общих воспоминаний, что их хватило бы на целую книгу или даже две.
Жаль только, Рене вспоминает не то, что надо.
На следующий день после приезда он проснулся не от визжащей мелодии будильника, а от телефонного звонка, который Адлер тут же бросился снимать, пребывая в лёгком недоумении от сообщения, высвеченного на дисплее: «Кис».
Его умиляло, как Штефан жаловался каждый раз на плохой сигнал в ЮАР, вечерами разрывая скайп вратаря звонками. А после побед сборной Германии лучше было заранее делать громкость потише, радостные вопли половины состава бундестим раздавались на всю квартиру, да и сам Рене заливался смехом, не в силах сдержать эмоции. Когда Кисслингу, наконец, удавалось выпроводить разбушевавшихся парней за дверь, Адлер с замиранием сердца слушал тихие слова признаний, которых ему так решительно не хватало.
Изредка в номере ему мерещился горьковатый запах кофе, обычно это означало то, что предел уже близко и пора было как-то отвлечься от всего. Кофе и Кис и мятые простыни. Здесь было разве что последнее, но при большом желании простыни из списка необходимых вещей вообще можно было исключить. Да и кофе.
С Кисом можно было по пятидесятому разу прогнать «Властелина колец», каждый раз открывая в этой трилогии для себя что-то новое. Например, что у Штефана в пасмурную погоду волосы пахнут лавандой, на левой руке во впадинке между средним и указательным пальцем появилась новая родинка, а жене он сегодня сказал, что будет отмечать день рождения кого-то из одноклубников, поэтому вернётся нескоро. С рождением Тайлера видеться вне игр и тренировок стало еще сложнее, поэтому жадные поцелуи в коридорах БайАрены стали для них обыденностью, а малейший шанс втихую улизнуть от лишних глаз воспринимался как подарок судьбы. Постоянный риск, боязнь осуждения и прицелы фотокамер на самом деле внушали куда больший страх, чем семьи, как же, все чувства неправильные, педиков в футболе быть не может, что это за отношения, нет, это вообще нельзя назвать отношениями!
Сейчас он наверняка ещё отдыхает где-то со своей семьей, и, честно говоря, Рене не хочется знать, где. Важно только, что очень скоро их всех снова примет Леверкузен, и перед выходом на поле в очередном матче тёплые пальцы мягко взъерошат ему волосы, так привычно и успокаивающе, что Рене от переполняющей нежности сможет только довольно прикрыть глаза.
Под напряженный стук дождя Рене не будет ждать, пока телефон на тумбочке пронзительно запоет голосом Мари Фредрикксон. «А ты знаешь, что вдвоем интереснее наблюдать за падающим дождём?» - прошептал Штефан ему на ухо, усадив к себе на колени, и протянул ему чашку уже остывшего кофе.
Дослушав песню, Адлер выключает плеер и подхватывает мобильный, быстро находит в списке недавно набранных номеров своего парня (странно, но Рене все меньше и меньше боится называть Киса так) и долго слушает длинные гудки, пока наконец из трубки не раздается пробуждающий сознание голос:
- Я смотрю, вас там заливает дождями?
- Ничего не поделаешь, - глубоко вздохнув, Рене стучит пальцами по стеклу, пытаясь сбить застрявшую каплю.
- Здесь не лучше, - на момент Рене кажется, что помимо редкого шума телефонных помех он слышит едва различимый треск, так похожий на тот, из-за которого сорвалась сегодняшняя тренировка. – Но когда я могу наблюдать за ним с тобой, кажется, в этом появляется какой-то смысл.
Он не один. Кроме него в этой комнате есть, по крайней мере, смех Штефана, заглушивший ненужные воспоминания с той легкостью, с которой под ярким Леверкузенским солнцем исчезают лужи после дождя.