[insensato]

УГАДАЙТЕ КТО С НОВОЙ ТРАВОЙ ДЛЯ ВАС ВСЕХ

Название: Я останусь
Автор: Desolate Pierre
Фэндом: X-men: First class
Персонажи: Шон Кэссиди, Алекс Саммерс
Жанр: hurt/comfort
Размер: мини (4.032)
Дисклаймер: ай похер мне.
Саммари: ночь после смерти Дарвина.
Комментарии: в фанфике использованы вставки из песни The Pretty Reckless - "Just tonight", ее настроение подходит просто прекрасно. Честно говоря, если бы я внезапно не связал ее с идеей, давно крутившейся в голове, я бы не заставил себя сесть и написать это. Кому интересно, можете послушать - она под катом.

Here I am and I can't seem to see straight
But I'm too numb to feel right now

Впервые Алекс на сто процентов уверен, что ему не следовало так быстро принимать предложение ЦРУ участвовать в этой гиблой затее с новым мутантским отделом, оказавшись запертым в своей комнате на базе, где все помещения были настолько однотипные, что ничем для него не отличались от одиночных камер. Разве что теперь Алекс запер себя сам. Он думает о том, что идея была провальна с самого начала, а с его участием у них вообще не было не единого шанса провернуть хотя бы одну миссию, не лишившись кого-нибудь из членов команды. Правительство хотело использовать их для защиты от им же подобных.
Но стоило Алексу попытаться защитить, как еще раз подтвердился факт, делавший его ничтожеством в собственных глазах: его сила может быть направлена только на разрушение. Будь его воля, он бы никогда не принял такой дар, и разве, черт возьми, можно назвать даром то, что с такой легкостью отнимает у людей жизнь?
Алекс бьет кулаком стену и сползает вниз по ней же с противоречивым собственной силе чувством беспомощности. Если вспомнить тех, с кем он познакомился на этой базе, то их способности кажутся детским лепетом по сравнению с тем, чем обладает Саммерс: одна всего-навсего летает и плюется какой-то херней по желанию, другая меняет внешность, третий кричит, создавая ультразвуковые волны, но его сила не мешает в жизни оставаться абсолютно нормальным. Есть еще клоун с уродскими ногами, но это вообще какой-то бред, не цирк же здесь, в самом деле?
А последний из них приспосабливался, чтобы жить.
Он выдерживал удары бейсбольной битой и вообще всем, что попадалось под руку, Алекс уверен, выдержал бы и ультразвук и огонь, которым плевалась Ангел, но кое-что он не смог перенести – и в этом не было ничего удивительного.
Дело даже не в ублюдке Шоу, хотя нападать, не зная, на что он способен, тоже было весьма опрометчиво.
Просто о силе Алекса лучше никому вообще было не знать. Прежде всего, не показывать ее самому, не открываться Эрику и Чарльзу, насколько бы ни казалась прекрасной перспектива выйти за пределы камеры и встретиться с людьми, такими же, как он сам. Потому что они далеко не такие. Они все сломаются, как сломался Дарвин – разлетелся на тысячи частиц, таких микроскопических, что кажется, будто он и не существовал на этом свете. Кто знает, может, так оно и было, и Саммерс хотел бы, чтобы все, во что он ввязался, действительно было горячечным бредом – проснуться в одиночной камере, увидеть серый потолок с отколотой штукатуркой и сесть на кушетке, радуясь тому, что он по-прежнему закрыт от остальных людей, не в силах причинить вред кому-либо еще.
Больше всего Алекс ненавидит себя за то, что эта сила прожигает изнутри его самого, а он даже не пытался ее контролировать.

Рейвен залилась слезами сразу же. И в глазах Шона Хэнк был бы полным идиотом, если бы не поддержал ее в такой момент: в буквальном смысле, потому что Мистик, схватившись за голову, вскоре обессилела от истерики и упала в беспамятстве, так что Хэнку пришлось преодолеть собственное оцепенение, чтобы помочь ей. Его лицо не менялось, когда он, кое-как перекинув ее руку через плечо, довел ее до выхода, чтобы отвести в комнату – шок постепенно сменялся осознанием произошедшего и полной неизвестности того, что их ждет дальше. Сжав губы, Шон не спешил уходить, словно прикованный взглядом к омертвевшей картине: выбитое стекло, горы трупов и отчаяние, нависшее в воздухе, убивающее чувство всякой защищенности, которое им обещали, и которое они так порывались обеспечить себе сами. Хэнк, кажется, всхлипнул перед тем, как вместе с Рейвен скрылся за дверью. Шон не был уверен.
Шон подумал, что, наверное, сам не мог бы сделать того, на что осмелился Дарвин. Он не трус, у него просто не было такой защиты, которая, как они думали, отклонить сможет совершенно все. Да и, в конце концов, что он, крикнул бы на них, что ли?
Сам того не замечая, он закусил губу практически до крови. Алекс Саммерс замер точно так же, как мертвые тела, раскиданные по всему двору, и как он сам, застывший в стороне, лишь с подрагивающими от ошеломления пальцами и губами, теперь уже точно наполняющимися кровью. В метре от него из потолка с грохотом вывалилась лампа, еще раз напоминая о хаосе вокруг, и от резкого звука все как будто пришло в норму (если это можно назвать «нормой»), разбивая тишину и спуская их обратно на землю. Шон не шевелился, но видел, как дернул головой Алекс, затем обернулся и смерил его привычно отрешенным взглядом, пожав плечами перед тем, как быстрым шагом выйти из холла вон.
Иногда Шону хотелось, чтобы хоть кто-нибудь выражал свои эмоции точнее, но здесь, похоже, этого не требовалось, потому что их всех охватило одно и то же чувство паники, которое всегда лучше подавлять, чем выпускать наружу. Он и не думал трогать Алекса сейчас: кто его знает, какая могла быть реакция, ведь, похоже, для него это было еще большее потрясение, чем на остальных. Создавалось впечатление, что он сейчас взорвется, как и Дарвин, стоит хотя бы приблизиться к нему. Пока Шон думал об этом, кроме него в комнате уже никого не осталось.
Банши провел руками по потному лбу, убирая назад слипшиеся пряди.
Для первых дней на базе это было слишком.

Here I am watching the clock that's ticking away my time
I'm too numb to feel right now

Алексу кажется, что он слышит, как по телефону Рейвен плачется Чарльзу и то, как Хэнк в конце концов отбирает у нее трубку. Скорее всего, для профессора, как далеко бы он ни был, это тоже неожиданный удар. Алекс сидит в четырех стенах на другом конце полуразрушенного здания, но не может думать ни о чем, кроме осколков от живого человека, которые остались снаружи. И телефонная линия, вероятно, уже свободна, и он не в тюремной камере, и где-то есть жизнь, но не здесь, поэтому Алекс отказывается выбираться.
Сейчас он не может прогнать мысль о том, что не надо было соглашаться. Вообще ни на что. А раз уж удалось зайти так далеко, то кем он себя возомнил, подумав, что может использовать свои способности во благо? Все могло получиться. Если бы на месте Алекса был кто-нибудь другой. Эрик Леншерр разобрался бы со всем в два счета, и Чарльз тоже, черт их дернул сорваться на другой конец света. Хотя, если бы тут были Чарльз и Эрик, молодых мутантов ничего не коснулось бы вообще.
И ничего не остается, кроме как додумывать варианты, которым уже не суждено осуществиться. Он отмечает, что здесь тоже получается продуктивно заниматься саморазрушением.
Потолок тут как в камере, только светлее. Современные яркие лампы могут начисто отбить чувство времени, если включить их и задвинуть все шторы. А шторы такие, через которые не пройдет и лучик солнца – плотные, непробиваемые, похоже, это именно то, что нужно. Просто еще один замок. Дверной обычному человеку не выбить, еще и окна пуленепробиваемые – у людей ведь нет другого оружия. Алекс сжимает кулак, чувствуя, что сейчас превзойдет сам себя, если случайно выплеснет переполняющее горе наружу, ни двери, ни окна этого не переживут.
Профессор Икс придумает какое-нибудь решение, в этом можно не сомневаться.
Но пока Саммерс не может найти его сам, он беззвучно кричит, уткнувшись лбом в колени. Он пытается прочувствовать боль, которую приносит окружающим, и у него либо не получается, либо он, наоборот, старается слишком сильно.

Just tonight I will stay
And we'll throw it all away.

Час спустя, благодаря Хэнку, удается наладить телефонную линию. Пару минут назад очнулась Рейвен, и стоя сейчас возле одного из уцелевших телефонных автоматов, она уже не плачет, а только смотрит в пол и моргает чуть чаще, чем обычно. Сгорбившись, Шон сидит на полу, наблюдая за тем, как Хэнк неуверенно набирает экстренный номер телефона. Когда он проходил мимо комнаты Мистик, он точно видел открытую бутылку виски, и вряд ли она принадлежала Хэнку. Рейвен облизывает губы в ожидании ответа на другом конце провода. Что ж, думает Шон, у каждого свои способы переживать трудности.
- Чарльз? – шепчет она и вздрагивает.
В такой тишине, как после взрыва атомной бомбы, на всю комнату слышен и голос профессора, и гул на фоне, хотя все равно не понятно, где они находятся – скорее всего, уже на пути назад после выполненной миссии. А может, проваленной.
Шон нервно вздыхает, слушая, как Мистик еле-еле связывает слова между собой, и Хэнк вовремя отбирает у нее трубку, пусть у него поначалу объяснять получается не лучше. Тогда он убеждается: профессор никак не ожидал такого поворота событий. А после недолгого разговора из трубки уже слышен голос Эрика – Чарльз ушел искать Мойру, чтобы известить ее о досрочном прекращении миссии в России. Мистик опускается на кровать, ее тело кажется изломанным и неправильным, как у брошенной куклы. Но они все так выглядят, решает Шон, и если он по жизни вообще всегда выглядит немного нескладным, то страшно подумать, во что он превратился сейчас. Он чувствует, как время от времени от голосов вокруг мурашки бегут по спине, врезаясь в память воспоминаниями, и вся база будто охвачена неравномерным оцепенением: интересно, это как-то связано с их способностями, или же все просто вышло на другой уровень? Потому что он чувствует себя практически Чарльзом, разве что проникается настроением остальных.
Наконец, Хэнк кладет трубку и какое-то время молчит. Рейвен смотрит на него без всякого ожидания, ведь что бы ни решил Эрик, конкретно здесь это мало что изменит. Хэнк снимает запотевшие очки и протирает их рубашкой, Мистик медленно приобретает свою естественную синюю форму, как если бы поддерживать человеческий облик у нее не осталось сил.
Банши встает, засунув руки в карманы, и единственный из всех подходит к окну. Фонари уничтожены, он не знает, к чему вдруг это, они и так ничего не значат по сравнению с тем, что снесло половину базы. Все трое хотят спросить друг друга, что будет дальше, и вопрос повис в воздухе, но никто не решается дать ответ.
- Они прибудут утром, - говорит Хэнк, царапая обои. – Эрик сказал, что они узнали о планах Шоу, и все оказалось гораздо хуже, чем мы предполагали.
- Это и так понятно, - Шон кивает на разбитое окно, содрогнувшись при виде своего отражения.
Он протирает глаза руками, от чего они становятся краснее, чем раньше, но не из-за того, что он собирается заплакать: слезы могут собираться внутри, но у него не получится выплеснуть их даже под страхом смерти. Физически: нет.
Плохо вспоминать про смерть в такой момент. Но это и есть то, с чем они будут сталкиваться и дальше, значит, нужно перешагнуть через это. Как через огромную пропасть, ширину и глубину которой ты не знаешь, с завязанными глазами.
Рейвен поднимается и уходит, пошатываясь, и скоро в соседней комнате слышен стон, а после него звук разбитой бутылки. Бледный Хэнк смотрит на Шона и тоже уходит, виновато пожав плечами.
Чарльз точно не будет проверять бар, когда вернется, им будет не до этого – они-то уж точно знают, что делать дальше.
Несмотря на усталость, на базе никто не будет спать этой ночью. Может показаться, что стоит только закрыть глаза, как моментально провалишься в сон, но это такой дикий самообман, от которого становится больно. Выходя из комнаты, Шон подталкивает дверь ногой и думает о том, каково сейчас Алексу. Наверняка он не появится до утра, может, даже больше. Должно быть, ему сейчас в тысячу раз больнее, и Шон пробует представить, каково это, но у него ничего не получается, и в конце концов сознание наполняется собственными навязчивыми переживаниями. Он не позволит себе трястись, как Рейвен, и кажется глупым что, возможно, Алекс сейчас содрогается именно так.
И хочется объяснить это тем, что Шону просто некуда себя деть: он пробирается через руины коридора к нетронутой части здания, подскакивая, когда камни проваливаются под ногами. Он задает себе вопрос: «Если не я, то кто?» Потому что как бы ни было тяжело Рейвен или Хэнку, которые стали свидетелями всего произошедшего, Алекс чувствовал себя хуже всех вместе взятых. Шон почти чувствует себя героем, думая о том, что спасет сейчас Алекса от внутреннего разложения, но от таких мысленных шуток становится только печальнее.
А если серьезно, он прекрасно осознает тот факт, что если ничего сейчас не сделает, возможно, они потеряют еще одного члена команды.

When the light hits your eyes
It's telling me I'm right
And if I, I am through
Then it's all because of you
Just tonight…

Первый шаг на пути обратно к реальности – подняться с пола, вот как считает Алекс, и позволим ему так считать, раз уж вставать он все равно не собирается.
Прошло совсем немного времени, Алекс пытается взять себя в руки и разложить все по полочкам. Какая-то часть его сознания, отвечающая за логику, пытается кричать о его невиновности, но непричастным к смерти Дарвина Саммерс себя назвать не может. Он хотел, как лучше – они все хотели, иначе бы этого не затеяли, пусть эта идея пришла в голову Дарвина за какие-то пару секунд, она была вполне разумной.
Тогда он вспоминает тот раз, когда впервые открыл свои способности. Он поступил справедливо, всего лишь защищаясь, и были основания использовать эту силу, но, суммируя боль, принесенную близким и, позже, самому себе, Алекс подумал, что оно того не стоило. Поэтому так легко получилось признаться в суде – без подробностей, конечно, ведь такие вещи всегда по-тихому прикрывают. Он хотел наказание, и он получил его, главное было не подпускать к себе людей – и это провернуть тоже удалось. Единственная надежда на то, чтобы, наконец, выбраться из скорлупы и попробовать подчинить себе силу, направить ее в правильное русло, пришла вместе с двумя незнакомыми людьми из ЦРУ – и к чему это привело? К очередной смерти. Алексу больше не нужно смертей.
Он готов отказаться от всего этого, как только Чарльз вернется с миссии, так будет лучше для всех.
Но за несколько дней он успел отвыкнуть от тюрьмы, и хотя базовая комната сейчас ничем не отличается, он не знает выхода, кроме того, что его посадят обратно. Тогда получится, что его уход не имел никакого смысла. Все слишком сложно, все крутится в голове и вытесняется взрывом Дарвина изнутри, как будто заело плёнку. И пусть они не думали, что их обыграет Шоу, Алекс выносит себе окончательный приговор: «Виновен», как только раздается несильный стук в дверь.
- Открывай, - голос за дверью не просит, а требует – неубедительно, но Алекс все равно кое-как встает, проводя рукой по лицу, пытаясь угадать, насколько разбито он сейчас выглядит.
Алексу без разницы, кто там (по голосу не разобрать, голос звучал каким-то эхом вдали и не мог заглушить стук в висках), он на автомате открывает дверь и застывает на какое-то время, собираясь с мыслями. Как минимум, ему сразу понятно, что перед ним что-то рыжее – оказывается, в коридоре еще и лопнули лампочки – на Рейвен не похоже, стало быть…
- Шон, - произносит он, и губы дергаются от того, как хрипло, словно сорвано, звучит собственный голос.
Банши качает головой и заходит, легко оттесняя Алекса, и последний закрывает дверь за ним, не спрашивая даже, зачем он пришел.
Видимо, так надо.

Do you understand who I am?
Do you wanna know?
Can you really see through me now?

По состоянию Алекса Шон понимает, что застрянет он тут надолго. Не то, чтобы он очень рвался побыть пару часов его психологом или кем-то вроде, но еще меньше ему хотелось оставаться одному посреди этой чудовищной атмосферы пробирающегося под кожу страха. Алекс стоит, прислонившись к стене спиной, руки скрещены на груди, и смотрит он не на Шона, спокойно присевшего на его кровать, а будто сквозь него. Вздохнув, Кэссиди опускает голову и ерошит волосы рукой, затем снова поднимает глаза на Алекса.
- Тяжелая ночка выдалась.
«Господи, дубина, это все, что ты нашелся сказать?» - думает Шон про себя, слегка краснея, но Алекс, кажется, вообще его слова пропустил мимо ушей, поэтому Шон просто потирает лицо, а Алекс все так же молчит, сжав губы.
Банши надеется, что он не взорвется прямо сейчас, и такая картина в голове возникает очень легко, прямо после смерти Дарвина, заставляя жалеть о том, что он вот так сюда пришел.
Напряжение бешеное, и нельзя ничего с ним поделать, пока Саммерс, наконец, не отходит от стены и садится на кровать рядом, закрыв голову руками. Пальцы сцепляются на затылке так крепко, что Шон замечает, как кожа краснеет. Он слегка пихает Хэвока в плечо – ноль реакции, тогда он толкает чуть сильнее, и Алекс поворачивает голову к нему все с тем же безразличным лицом.
- Ну, что?
- Я пришел не для того, чтобы ты все время молчал, - невозмутимо говорит Шон.
- Мало ли, для чего ты пришел, - бросает Алекс, махнув рукой.
Шон закатывает глаза.
- Тебе охота сидеть здесь все время, медленно, но верно уничтожая себя изнутри? Саммерс, - Банши повышает голос, когда Хэвок отворачивается, - я с кем разговариваю?!
И говорить громче было плохой идеей, потому что стоило лишь чуть изменить тон, как теперь его голос тоже почти срывается на обреченные ноты. Алекс замечает это мгновенно, глаза сверкают от ледяного гнева, к себе или окружающим, накопившегося внутри.
- Что ты знаешь?! – Алекс сжимает кулаки.
- Я знаю то, что видел своими глазами, - Банши дергает его за плечо, и непонятно, пытается ли он таким образом привлечь внимание, или цепляется, как за поручень вагона, несущегося в неизвестность. – Скажи еще, что винишь себя в случившемся.
- А есть другие варианты? – дернув плечом, Хэвок кивает. – Его от плазмы разорвало изнутри, не надо было вообще…
Банши иногда поражается тому, как далеко люди заходят в приступах самокопания, но не лучший момент говорить об этом сейчас.
- Алекс, успокойся.
- Нет, не успокоюсь – ты сам из меня все это вытягиваешь!
- Я скорее выбью весь этот бред из тебя, чем буду слушать!
Шон Кэссиди чувствует, что назревает серьезный бизнес.

Just tonight I won't leave
And I'll lie and you'll believe
Just tonight I will see
That it's all because of me

Алекс никого не звал и звать не собирался. Шон напросился сам, и нарывается еще больше: Саммерсу гораздо привычнее было бы выдержать все внутри до тех пор, пока факт не осядет где-нибудь в горле, не мешая дышать. Потому что Алекс не любит, когда его переубеждают.
Однако его интересуют доводы, особенно если Банши знает больше него или собирается придумать что-нибудь лучше.
- Удиви меня, - Алекс залазит с ногами на кровать, обхватывая себя руками, подсознательно пытаясь закрыться.
- О, нет, ничего сверхъестественного, - Шон садится напротив, буравя его наглым взглядом. – Я не уйду отсюда, пока ты сам не поймешь, что, сидя здесь, ты ничего не изменишь.
- Отлично, - Хэвок кисло усмехается, - я как раз собирался покинуть базу утром.
Скривившись, Шон пихает его ногой в колено.
- Охренеть ты придумал, конечно. Нам тут Шоу устранять, может, мировую войну даже, а у нас еще на человека меньше.
Алекс закашливается от неожиданности. Он его достать пришел?
- И будет еще меньше, если из-за моей силы пострадает кто-нибудь из вас.
«Как все запущено.»
- Ты вообще помнишь, что профессор собрал нас здесь, чтобы научить контролировать свои способности?
- Ты вообще знаешь, что это такое: убить человека?
Кэссиди прикусывает язык, не зная, говорит ли Алекс сейчас про Дарвина, или все потрясения так наложились друг на друга, возвращая то, о чем давно пора было забыть. Они слышали, что Алекса привезли из государственной тюрьмы в Нью Джерси, но понятия не имели, как и за что он вообще туда мог попасть. Алекс оказался настолько замкнутым, что никто не пытался его расспрашивать, да и о таком разве спрашивают в первый день знакомства?
Тогда Шон, посерьезнев, подтягивает колени к себе и, глядя на Алекса, произносит:
- Я готов узнать.
Шторы задвинуты, разбитые часы валяются где-то в коридоре, лампа равномерно наполняет комнату искусственным светом. Похоже, времени у них достаточно, если оно вообще существует.
Алекс отпускает зажатую между пальцами простыню, когда костяшки пальцев белеют. Выдерживать взгляд сумасшедше зеленых глаз становится легче, если найти в них хоть каплю понимания.
И Алекс рассказывает. О Скотте, родителях, детском доме, похищении Хейли и о том, как именно ради ее защиты впервые освободилась сила, о которой он даже не подозревал. Банши слушает и думает, что его относительно спокойная жизнь с обыкновенными родителями, детством в Ирландии, старшей школой и планами свалить куда-нибудь в Калифорнию и учиться там на океанолога и рядом здесь не стояли.
Поток информации сам рвется из Шона, стоило обстановке немного разрядиться. Алекс не улыбается, когда Банши выкидывает парочку шуток, рассказывая о своей жизни, но вместо скорби в затуманенных глазах, кажется, начинает просыпаться интерес – и это уже хорошо. Шон не прогадал с тем, что для начала нужно было его отвлечь.
Несмотря ни на что, Шон не видит перед собой убийцу или какую-либо угрозу, понимая: контроль куда проще, чем думает Алекс, и недоумевая, зачем нужно так сильно на себя давить.
- Знаешь, Саммерс, все намного легче, чем кажется.
И это та вещь, о которой обязательно надо сказать.

Just tonight I will stay
And we'll throw it all away
When the light hits your eyes
It's telling me I'm right

Алекс все еще не знает, как у Шона получается вытягивать из него картины из прошлого одну за одной, и еще больше поражается с себя самого, потому что он действительно хочет всем с кем-то поделиться. Время от времени Хэвок всматривается в зеленые глаза и россыпь веснушек пристальнее, чем положено. Когда Банши улыбается, Алекс пытается вспомнить, где читал о том, что у рыжих нет души.
- Ты ведь не вернешься в тюрьму, - продолжает Шон, потягиваясь. – Тогда, хочешь ты или нет, тебе придется двигаться вперед вместе со всеми. И мы преодолеем эту потерю, не забывая о том, что любой из нас, рискнув собой, имеет все шансы погибнуть.
Хэвок молча признает, что в словах Шона все это время было больше здравого смысла, чем в его личном мнении, хоть это и не оправдывает Алекса, вся внутренняя злоба теперь направлена не на себя, а на человека, неоспоримо виновного в смерти Дарвина. Может, если он останется, из этого и правда что-нибудь выйдет. Война только начинается.
- Все получится, если научиться этим управлять, - негромко говорит он, поднимая вверх ладонь и сжимая ее в кулак.
Шон кивает и откидывается назад, опираясь на локти.
- Ну, хоть что-то за сегодня ты уяснил.
Самое большое разочарование исходит от того, что у них не получится даже похоронить Дарвина. Быть может, это еще одно предзнаменование: с рассветом, когда поднимутся ветра и взлетят ввысь потерянные песчинки, изменить уже ничего будет нельзя.
А самое забавное: их выбор был уже сделан, как только Себастьян Шоу получил отказ, и они настроены решительнее, чем кто-либо, но оцепенение и боль пока все-таки притупляют другие чувства.
Алекс смотрит в потолок и не понимает, какого черта все так изменилось за какие-то пару часов, пока они, сидя в этой комнате, всего-навсего разговаривают, как двое старых приятелей. Но это лучше, чем лезть из кожи вон, проклиная самого себя. Чарльз не соврал, говоря о том, что он будет окружен друзьями здесь, и Алекс сам чуть не дал обмануть себя потерей одного из них, не учитывая, что кто-то другой мог поддержать его – и, черт возьми, лучшего момента было не придумать.
- Как Хэнк и Рейвен? – спрашивает он.
- Убиты, как, в принципе, мы все, - Шон ежится, пожимая плечами. – Они звонили Чарльзу. Профессор с Эриком и Мойрой прибудут утром. Рейвен точно до конца не отойдет, пока не приедет Чарльз.
И, помедлив, он добавляет:
- Хэнку повезло, конечно, - и улыбается.
Улыбка Шона становится еще шире, как только он замечает совсем легкую ответную ухмылку Саммерса.
- А у рыжих точно есть душа? – срывается с губ Алекса, и Шон, хлопая ресницами, не сразу находит, чем ответить на такую наглость.
Банши щурится, нервно одергивая рыжую прядь. Он мог бы крикнуть на него: базу и так не жалко, все равно ремонтировать (если кому-то это вообще надо), всего лишь комната и окно…
- Хочешь проверить? – Шон надменно смотрит на Алекса, и даже под фальшивым светом лампы веснушки кажутся ярче.
Алекс показывает руками крест, качая головой, и садится на край кровати, согнувшись, замечая, что дышать здесь становится легче. Разрухи не видно за шторами. Наверняка при дневном свете база будет выглядеть совсем опустошенной, но об этом пока лучше не думать. Мини-бар до отвала забит кока-колой, впереди еще несколько часов, узнать Алекс наверняка успеет еще много чего, помимо наличия души у Банши. В отличие от не в меру эмоциональной Рейвен и зануды-Хэнка, кое-кому из этой компании без сомнения можно было доверять.
- Уже, - но говорит он совсем другое.
Откупорив бутылку с колой, Алекс протягивает ее Кэссиди и, стукнув ее своей, делает долгий глоток – в горле пересохло, и плевать, что от газировки пить хочется еще больше. Шон крепко сжимает пальцами холодную колу, уверенный в том, что не хочет, чтобы наступало утро.
Обоим все еще страшно перед будущим, которое готовит им черт знает что, и хорошо, если тишину, прерываемую размеренными глотками, получится назвать покоем. Шон в тайне надеется, что им не в последний раз удается посидеть вот так, один на один, но никогда в этом не признается. Алекс не говорит ни слова и изредка бросает задумчивый взгляд на усыпанное рыжими точками лицо Кэссиди, сравнивая со своей вечной бледностью, и понимает его, как никто другой.

It’s all because of you.